 …Ещё вчера, на заседании чрезвычайной паводковой комиссии, после доклада прикомандированного из края уполномоченного, всем показалось, что можно немного расслабиться – половодье пройдет как всегда.
Ну зальет вода, как заливала ранее, пойменные луга, наполнит все старицы и протоки, подойдет к крайним домам поселка, принесет в огороды мусор и разные собранные по пути предметы. По привычке хозяева скотину и корм для нее, дрова для отопления разбросанные за зиму «приспособы» соберут поближе к дому. На том и успокоятся. Станут ждать пока полую воду не пронесет мимо.
Правда, как и положено, обговорили некоторые чрезвычайные вопросы. Ту же работу магазинов, оповещение, пункты сбора для людей, скотины, если придется эвакуироваться куда подальше. Назначили ответственных за каждый участок работы. Вот и он, Степан, как участковый, призван следить за порядком, чтоб воровства, мародерства не было. Дружинников в помощь назначили. Так, чтобы в каждом конце села помощники были. Да чтоб при лодках, собственных, исправных. Если глубже копнуть, то дело предполагалось серьезное. Издавна повелось – живешь у реки, пользуешься ее благами – будь готов и сюрприз от нее получить.
А сюрприза, как понял сегодня Степан, никак не миновать. Сильно похолодало, хотя лед по матере уже прошел. Крутились отдельные льдинки. То стожок, кем-то в лугах забытый, пронесет. То петуха на льдине из чьего-то двора вот вынесло.
Ковыряется в мякине красногребний – кур подзывает, а самому и невдомек, что может в последний раз ковыряется.
...Да, серьезно завернуло половодье. Всего надо от стихии ожидать. Давно так сказано. И не нами.
Об этом думал Степан, спеша на место сбора – в свой участок.
Его уже ждали. «Приписанный» к нему с лодкой дружинник Костя весело поздоровался: «Привет, дядя Степан!» Интересно ему, демобилизованному солдату, вроде как старое вспомнить, в настоящем деле побывать.
– Что надо делать, товарищ лейтенант?
– Погоди ты, не спеши, – остудил парня участковый. – Вначале надо в ситуации разобраться.
Он неторопливо прошел в свой кабинет, снял телефонную трубку, как положено, доложился дежурному по штабу чрезвычайной комиссии.
Услышанное повергло его в легкий шок. Где-то там, вверху по течению реки, прорвало ледяной затор. Теперь этот вал воды, распространяясь по сторонам, движется на поселок. Случилось худшее. Выходит, решение вчерашнего заседания паводковой комиссии, все как ни есть – сплошное руководство к действию. Вода уже обошла село по низинным местам, затопила некоторые дворы, дороги, и уровень ее все поднимается. Степан срочно обзвонил по телефону своих помощников-дружинников. Туда, где не было телефона, послал нарочных. Убедился, что все на месте, ждут команды.
Собственно, «машина» чрезвычайной паводковой комиссии уже работала. Не поднятый на возвышения скот погнали в специальные загородки, сделанные на высоких местах недалеко от села. Гнали, а то и везли в телегах связанных свиней. Птице отвели место на чердаках домов.
Да и сами люди перебирались сюда же, когда вода зашла в жилые помещения.
Понятно, что нажитый скарб не бросишь. А вдруг наводнение быстро кончится? Как бы не пожалеть, что не уберегли от лихого взгляда!
Задача участкового заключалась в последнем – уберечь. Стихия она и есть стихия, но человеческие отношения надо соблюсти. Поэтому, когда в полдень вода уже подошла к деревянному крыльцу милицейского здания, Степан велел Косте подогнать лодку. Мотор на ней установлен был маломощный – «М-12». Но это было хорошо. Лодка не гнала перед собой волну, аккуратно лавировала между препятствиями. Решили объехать поселковые магазины, пекарню, а потом – по окраине – все село.
Косте было в диковинку смотреть на происходящее. Но Степан привык к нестандартным ситуациям. Оттого ничему не удивлялся. В центре села работали хлебный и продовольственный магазины. Сюда вода почти не добралась. Люди запасались съестным. Чувствовалась озабоченность, но не паника.
По решению паводковой комиссии, особые уполномоченные доставляли продукты престарелым и больным людям, тем, кто сам не мог за ними прийти. Хлеба и колбасы нагрузили в мешок Степану с Костей, узнав что они плывут на дальние выселки.
Степан знал эти четыре дома, оставшихся на отшибе, и сразу направил Костю туда. По тому, как лодка с трудом пошла против течения, стало ясно, что «хуторянам» приходится нелегко. Хозяева сидели на крышах домов. Здесь же мемекала привязанная к дышлу скворешника коза, громоздились друг на друга подмокшие куры. Людей было немного, но за раз все равно не вывезешь. К тому же Степан заметил на крыше одного из домов какое-то особое беспокойство. Люди махали им руками. Ткнулись носом лодки прежде всего сюда.
Не зря определились с очередностью. На груде одеял и перин, тепло укутанная ими же, лежала молодая женщина. Она громко стонала. Пожилой мужчина и две молодые девушки суетились около нее. Ситуация разъяснилась сразу.
Старшая дочь хозяина еще месяц назад приехала погостить из соседнего района, да задержалась. А ей вот-вот уже рожать… Степан сразу связался по рации с паводковой комиссией, с дежурным больницы. Велено было немедленно доставить женщину в роддом, где уже вызвали на этот случай специалиста.
Женщину осторожно, на одеялах и перине, перенесли в лодку, выгрузив из нее все лишнее. Степан, как лицо облеченное властью, уселся впередсмотрящим на носу, взял в руки бинокль и пристроил рядом шест для промерки дна. Костя аккуратно подрабатывал мотором, то убавляя, то прибавляя газу. Так и шли, на одном дыхании, благо больница находилась не так далеко. Видно было, что там, на клочке суши, ожидают их люди.
Как это порой бывает, роды начались внезапно, когда до берега оставалось ещё метров 500-600. Степан попросил Костю сбросить обороты мотора. Шестом промерил дно. Оказалось, что тут ему чуть выше пояса. Глубоко, во всю свою силу, воткнул шест в грунт и обвязал лодочной цепью. Аккуратно спустился по шесту в ледяную воду. «Где у тебя аптечка? – спросил Костю. Тот дрожащими руками подал ему чемоданчик-балетку. «А спирту случайно, нет? – спросил напарника. «Там, там», - показал сконфуженный парень на балетку. Там лежала бутылка водки.
На суше еще не поняли, что происходит в лодке. Как потом объясняли, думали что на корягу сели. Женщина безумным взглядом уперлась куда-то вверх, в небосвод, ища в нем опору, прокушенными губами натягивая на себя край одеяла. Степан зубами быстро сдернул с горлышка бутылки алюминиевый колпачок и полил водку на руки. Взяв из аптечки стерильный бинт, окунулся во что-то мягкое, мокрое, горячее. Нащупав пуповину, ногтями больших пальцев ее передавил, разрывая. Потом перевязал марлей. Затем, от бабок пришло!, слегка ударил крохотное тельце по попке, пока оно не запищало. Уложил рядом с женщиной.
Лишь после этого он услышал какой-то крик. Видно, кричала роженица. Видел, что руки Кости побелели, удерживая от раскачки корму. Одной рукой смывая с себя кровь, другой удерживая лодку, Степан с напарником повел ее к берегу. Оттуда уже спешила перепуганная помощь.
Когда половодье полностью прошло и был, что называется, разбор полетов, Степану вместе с его напарником Костей перед собравшимся активом вручили по именным часам. Оказалось, они все делали правильно. Мальчик жил, и хорошо себя чувствовал. А эта история добавила известности к сложившейся доброй репутации Степана.
…Через четыре года в кабинет к лейтенанту милиции Степану Волкову зашла женщина с ребенком. «Это Ваш крестник», – сказала она, показывая на мальчишку. И низко поклонилась. Степану стало неудобно.
Он совсем не помнил ее лица.
Для творчества нет возроста
ЧИСТАЯ ПРОЗА, КАК САМ БЫСТРЫЙ ИСТОК
Владимир Ильиных – журналист, бывший долгие годы редактором. А когда подошел возраст, то отдал он эту шапку тем, кто помоложе. С болью в душе (сколько сил в газету вложено), но и с радостью. И исполненного, и той минуты, когда можно будет сесть за стол, за перо. И не думать об отоплении, о долгах, о типографии, о бумаге, о …
И перо его снова ожило…
Хотя читая его рассказы, всем своим творческим «я» видишь, что написаны они не одним днем, не одной минутой, не прихоти для. Они ВЫНОШЕНЫ. Как мать вынашивает своего ребенка. И какой бы он ни был, но он - любимый. А Владимиру есть чем гордится, его «дети» не кривым пером писаны, а чистым и ясным, свежим и прозрачным языком.
Но как и в каждом нашем дне, за обыденностью текущих дел стоит очень многое, так и за внешней простотой рассказов Владимира Ильиных стоит совсем простая вещь, имя которой Жизнь. А она необъятна.
И слово Владимира Ильиных отзывается в душе читателя, будит в нем для каждого свои воспоминания, помогает жить и чувствовать в себе человеческое. Это по законам творчества и есть само творчество – когда после хорошей прозы почему-то начинаешь чувствовать себя человеком, а не просто стоящим в очереди.
Проза Владимира Ильиных неспешна, несуетлива. Она – в лучших традициях русской классики. По всему чувствуется, что автор любит жизнь и любит слово. Чувствует его кончиком пера…
«Через много лет эти то разгорающиеся, то затухающие сполохи света над наливающими сок хлебами вдруг ярко привиделись Веньке на больничной кровати. Они остались в памяти как предвестие чужой боли, случайно замеченной нежности и любви, с которыми постороннему постоянно надо считаться и уважать их. Если хочешь, чтобы и твоя жизнь прошла не впустую» - так заканчивается один из рассказов Владимира Ильиных. И хорошей светлой болью болит от этих слов душа. Это и есть искусство. Когда не поймешь – почему.
Истоки особенностей прозы Владимира Ильиных мне видятся в двух моментах. Он живет в Быстром Истоке, а само это название вызывает у нас генетическую память о чистой воде, журчащем прозрачном ручье, истоке, начале начал. И это не могло не отразится на творческом «Я» писателя.
И еще – он из тех, кого Шукшин назвал «сельские жители», со своим менталитетом, со своим видением мира, со своим временем и мерностью его течения, неспешностью и человечностью. В его рассказах – сельский житель и сельский мир.
С. МАЛЫХИН,
редактор газеты «Природа Кулунды»
|
