«Частное пионерское»
Новая книга М. Сеславинского
Болезнь
В прошлом номере газеты мы начали печатать рассказ Михаила Сеславинского «Болезнь». Речь шла о том, что из-за мороза занятия в школе отменили. И вот как на это отреагировал Мишка...
(Окончание. Начало в прошлом номере)
— Ура! Здорово! — закричал я на всю квартиру, сообщая сестре и родителям радостную новость.
Отмена уроков из-за холодной погоды случалась за зиму пять-шесть раз, но в основном это касалось ребят младших классов. для них занятия отменялись при двадцати трех градусах. А вот для старшеклассников подобное происходило крайне редко…
Несмотря на мороз, настроение было радостным и бодрым, а в голове начали выстраиваться самые разнообразные планы на сегодняшний день. Для начала я взял газету с программой телепередач. В то время у нас работало три канала, один из которых был образовательным. Обычно в субботу, когда печатались телепрограммы, мы всей семьей подчеркивали в газете фильмы или передачи, которые хотели посмотреть. Выбор был невелик, даже если отмечать программу «Время», «Клуб кинопутешествий» и «В мире животных». Из развлекательных программ в воскресенье смотрели «Утреннюю почту», начинавшуюся в одиннадцать утра.
К большому разочарованию, ничего интересного я в программе не обнаружил, так что оставалось три варианта: чтение, гуляние и поход в кино.
Из той же газеты «Дзержинец» я узнал, что в кинотеатре «Ударник» повторяли комедию «Фантомас разбушевался», а во Дворце культуры химиков шел «Высокий блондин в черном ботинке» с Пьером Ришаром в главной роли. Вот это уже было другое дело.
— Мам, дай, пожалуйста, двадцать пять копеек на кино,— обратился я к маме.
— Ну конечно! Как в школу ходить — так вам холодно, а как в кино в холодном зале сидеть — так пожалуйста.
— Ну, мам, я тепло оденусь.
После недолгих переговоров деньги на билет были получены, и я тут же созвонился с Димкой, чтобы договориться вместе пойти на первый, одиннадцатичасовой сеанс на «Высокого блондина...».
В кинозале Дворца культуры было действительно очень холодно, но умопомрачительные, смешные до колик в животе приключения героя Ришара захватывали так, что мы вовсе не замечали замерзающих ног.
После кино домой идти не хотелось, и мы отправились в городской парк культуры и отдыха, где от души покатались с ледяной горки, подкладывая под себя картонки от упаковочных коробок.
Ребят на горке было немного, и мы с Димкой пользовались моментом. Мы катались сидя, лежа на спине или на животе, сцепившись «паровозиком». Особым шиком было прокатиться по ледяной дорожке стоя на ногах, но это мало кому удавалось. Мы отрабатывали все приемы и через час-другой стали похожи на снеговиков: пальто, шапки, брюки, варежки — все было облеплено толстым слоем снега. Мы с хохотом падали в сугробы и снова карабкались на вершину горы, радуясь внезапно свалившейся на нас свободе.
К обеду я вернулся домой и, раздевшись, попытался согреть отмерзшие руки и ноги. Держать их на батарее было невыносимо больно: руки и ноги ломило, и я начал с криком «ой-ой-ой!» носиться по квартире как ужаленный. Вспомнив мамины советы, я включил газовую колонку и подставил руки под чуть теплую воду. Все равно было больно, из глаз текли слезы, но руки и ноги стали потихоньку отходить, и я почувствовал долгожданное покалывание и тепло.
После прогулки аппетит был зверский. Я быстро разогрел суп и навернул полную тарелку. Окончательно согревшись и разомлев от горячей еды, я устроился на диване под пледом с любимым «Графом Монте-Кристо» Александра Дюма. Вскоре меня начало знобить, из носа потекло, а в теле появилась неприятная ломота. Читать я уже не мог: голова трещала, а в глазах плавали радужные круги.
К вечеру я разболелся окончательно.
— Так я и знала! — сказала мама, засовывая мне градусник под мышку. — Как маленький, ни о чем не думаешь. Только и смотри за тобой. Что, нельзя было дома посидеть, раз такой мороз?
— Ну ладно, мам...
— Что «ну ладно»? Теперь как минимум неделю в школе пропустишь из-за своего разгильдяйства.
Отвечать было нечего. Я и сам жалел, что так хорошо начавшийся день закончился крайне неудачно.
Хотя, положа руку на сердце, болеть было не так уж и плохо: не надо рано утром вставать в школу, днем тебя навещают одноклассники и приносят домашние задания, которые делать не так уж и сложно. Наша классная руководительница строго следила за тем, чтобы, если кто-то болеет дольше трех дней, его обязательно навещали товарищи. И еще — во время болезни можно было от души почитать.
Но были и неприятные моменты.
— Иди полощи горло с содой, а потом ноги будем парить, — сказала мама. — И банки надо поставить.
— Может, не надо банки? Давай лучше горчичники.
— Горчичники завтра, а сегодня обязательно банки. Не хватало еще, чтоб воспаление легких подхватил! Вон температура уже тридцать восемь и две.
Я поплелся в ванную комнату полоскать горло, по пути пожаловавшись папе на свою несчастную долю.
Тем временем мама налила в таз горячей воды, добавила туда горчичного порошка и заставила меня сидеть опустив ноги в воду. периодически она добавляла кипяток из кастрюльки, а я представлял себя каким-нибудь несчастным путешественником, которого кровожадные аборигены поджаривают на костре.
Вытерев полотенцем красные, распаренные ноги и надев колючие носки из якобы целебной верблюжьей шерсти, я пошел на кухню, где меня уже ждал горячий чай с медом.
В принципе в таких случаях полагалось даже горячее молоко с медом и маслом, но, по-видимому, мама все-таки сжалилась надо мной, зная, что я его не переношу, особенно если сверху еще плавает противная пенка.
В спальне все было приготовлено для следующей экзекуции. На табуретке рядом с кроватью уже стояли шесть банок, пузырек со спиртом, большой пинцет с намотанной на его конец ватой и коробок спичек. Я разделся и обреченно лег на кровать спиной вверх.
Мама ловким движением мочила вату спиртом из пузырька, поджигала ее, получившимся факелом быстро проводила по внутренним стенкам банок и ставила их мне на спину. Банки моментально присасывались к спине, втягивая кожу внутрь. Поверх банок мама накрыла мне спину старым махровым полотенцем, одеялом и еще пледом.
Я терпеливо лежал на кровати и ждал, когда пройдет положенное время. Минут через десять одна из банок, чмокнув, отвалилась. Я был очень худой, и, видимо, банки держались недостаточно прочно.
— Мам, всё! Уже отваливаются! — радостно закричал я.
Мама подошла и сняла оставшиеся банки.
После всех перенесенных экзекуций я был совсем без сил. Перед глазами стояло туманное марево, а звуки доносились словно через ватную подушку. Они всё отдалялись, и я провалился в беспокойный сон: то мне чудились тропики и индейцы, пляшущие вокруг костра, то знаменитый французский актер в своих черных ботинках несся вместе с нами с ледяной горы, то граф Монте-Кристо помогал спуститься из каменной башни по веревочной лестнице.
на следующее утро я проснулся поздно, когда дома уже никого не было. Подойдя к зеркалу, я увидел себя, несчастного, бледного, с распухшим носом, с зеленовато-коричневыми круглыми пятнами на спине. Сразу вспомнилось название рассказа Виктора Драгунского «Зелёнчатые леопарды».
На кухне меня ждала мамина записка с перечнем процедур, которые надо было выполнить.
Я обреченно снял с плиты кастрюлю только что сваренной горячей картошки в мундире и приблизил к ней лицо, накрыв голову специально приготовленным полотенцем. Нужно было глубоко вдыхать картофельный пар, чтобы избавиться от кашля и боли в горле. Через пять минут я уже не мог это терпеть — так было горячо. Но, как говорится, «любишь кататься — люби и саночки возить». Я снова наклонился и терпеливо переносил процедуру.
Следующий пункт программы был поприятнее. На столе в термосе был приготовлен вкусный витаминный настой шиповника, который я с удовольствием выпил. Затем измерил температуру — оказалась не такой уж высокой — тридцать семь и три. Видимо, вче-рашние мамины усилия не прошли даром, и болезнь потихоньку отступила. Еще я прополоскал горло настоем эвкалипта, стоя перед зеркалом и бурля на все лады. Но вот на горькую травяную смесь, заваренную мамой для улучшения аппетита, меня не хватило. «Вот уж дудки!» — подумал я и вылил всю эту отраву в раковину.
В этот момент раздался звонок в дверь. Пришла вызванная на дом наша участковый врач из поликлиники.
— Ну что, Миша, заболел? — спросила она, внося морозный аромат улицы.
— Да вот простыл.
— Понятно. Наверное, вчера весь день гулял в такой мороз?
— Нет, я только немного.
— Знаю я это «немного». Наверное, еще и сосульки ел? Какая сейчас температура?
— 37,3о.
— А вечером какая была?
— Вроде бы около тридцати восьми.
— Ясно. Раздевайся, послушаю тебя.
Она приложила холодный стетоскоп к моей груди и стала давать хорошо знакомые указания: «Дыши— не дыши».
— Хрипов вроде бы нет. Думаю, ОРЗ.
Она быстро села за стол, написала справку для школы с диагнозом «Острое респираторное заболевание» и рецепт на лекарства.
Заглянув в справку после ее ухода, я обнаружил там освобождение от школьных занятий на целых пять дней.
«Счастье!» — подумал я и даже как-то сразу почувствовал себя лучше. Я пошел на кухню, сделал себе бутерброд из черного хлеба с маслом и сыром, достал из шкафа маленькую пачку вафель, налил горячий чай и отнес все это на журнальный столик к дивану в гостиной. Откусив бутерброд, открыл книжку на заложенной фантиком странице и прочитал:
«Дантес был брошен в море, и тридцатишестифунтовое ядро, привязанное к ногам, тянуло его на дно. Море — кладбище замка Иф...» |
