Этот материал посвящается памяти автора – Владимира Ивановича Деева
 ОБ АВТОРЕ: Владимир Иванович Деев (1934-2014) родился в Кузбассе. Детство и юность в основном прошли на Алтае, в городе Змеиногорске. Здесь же работал заведующим промышленно-транспортным отделом городской газеты «Серп и молот». По образованию геологоразведчик, журналист, историк литературы. Несколько лет проработал в геологоразведке, более двадцати – в журналистике, столько же – в науке. Автор более десяти книг, половина из них – по истории литературы.
Элегисты южного Алтая о его природе
В древнегреческой литературе и музыке существовал жанр элегия. В словесном искусстве элегия писалась исключительно в стиховой форме. И ткался такой стих из грустных интонаций, потому что главным и отличительным признаком такого жанра является ностальгия – тоска по родине. А родина для каждого творца – прежде всего природа.
Элегисты, пожалуй, самая ранняя «каста» поэтов на земле. История донесла до нас сведения о том, что уже в третьем веке до новой эры в Древней Греции на острове Самос существовал литературный кружок элегиста Филета.
Элегисты воспевают конкретные места, чаще те, которые им дороги почему-либо: где прошло, скажем, детство или юность. В такую пору, как известно, в каждом человеке закладывается его «формула судьбы».
О региональной литературе
Со временем элегистами стали и прозаики. Правда, к тому периоду и поэты-лирики, и прозаики-лирики стали именоваться региональными писателями.
Даже возник термин «региональная литература». Ему более двух веков. Причём региональная художественная литература XVIII века стала включать в себя не только изображение тех или иных мест, но и людей, живущих там.
Считается, что к географически привязанным образам в Ирландии впервые проложили дорогу к читателю произведения Марии Эджуорт, творчество которой пришлось на конец ХVIII до середины ХIХ века. В США называют имя О. Лонгстрита (1790-1870). Там такую литературу называют художественной литературой местного колорита. В Италии региональную литературу связывают с именами Грации Деледди (1871-1936), воспевавшей патриархальную жизнь крестьян Сардинии. В Германии и Австрии такие произведения относятся к «литературе родной страны», она началась после 1848 года, и основоположниками её являются Т. Штром (1817-1885), писавший о земле Глезвиг-Гольштейн, В. Раббе (1831-1910) – о земле Брауншвейге и другие.
В России в русской региональной литературе изрядно потрудились многие: летописец тульской земли Н.С. Лесков (1831-1895), псковской – Ф.М. Решетников (1841-1871), уральской – Д.Н. Мамин-Сибиряк (1852-1912 ), а также П.П. Бажов (1879-1950).
Первопроходцы греки в своём жанре были больше созерцателями. Они звали читателей последовать их примеру любоваться красотою природы. Элегисты последующих веков стали искать причины, отчего человеку приятно слиться с природой. Так родилось философское учение пантеизм, преподносящее природу как воплощение божества.
 «Алтай прибавляет силы»
Ну а современные элегисты связывают наше устремление к природе со сложностью жизни, суетностью её и урбанизацией, как пишет об этом, например, южноалтайский лирик Виктор Веригин в своём стихотворении «Осень»:
Неудавшийся рассвет,
Дождь, струящийся лениво.
Не озвученный дуэт
Тихой речки с грустной ивой.
Нередеющий туман,
Медлящий укрыться в чаще.
Будто бы не за горой
Холод, мрак, печальный фетиш -
Все, что в городе порой
В суете и не заметишь.
Только тут, среди равнин,
Как в среде единоверцев,
Может выбить птичий клин
Пустоту, что клинит сердце.
Пустоту, что, словно клеть,
Сберегает нас от стресса,
Не даёт нам заболеть
Увяданьем поля, леса.
В ожиданье худших бед
Никому давно не диво –
Неудавшийся рассвет,
Дождь, струящийся лениво.
Как примета из примет
Жизни нашей торопливой,
Распадается дуэт
Тихой речки с грустной ивой.
Станет ивушка в домах
Безделушкою блестящей –
Всё сводящее с ума
Повторяется всё чаще.
 Природу Алтая описать лучше, чем сделали такие метры русской литературы, как Георгий Гребенщиков и Вячеслав Шишков, трудно.
Но приблизиться к ним пытались и пытаются многие. Особенно у нас на Южном Алтае, где девственная природа всегда брала и берёт человека в духовный полон, на что намекает В. Веригин и в чём признаётся открыто не один художник слова.
Так, писатель Александр Мелентьевич Волков, уроженец города Усть-Каменогорска, на заданный ему журналистом Адрианом Розановым вопрос: «Откуда у вас берутся силы, чтобы на девятом десятке учиться и творить упорно и радостно, как очень многие не творят и в двадцать лет?» – ответил так: «Я вырос на Рудном Алтае. Снежные горы, светлые реки, могучая тайга – это всё моё, это навсегда со мной, и Алтай прибавляет силы».
Самый «природный» поэт
А вот что говорит Евгений Курдаков, представитель нового поколения, поэт, чьи произведения отмечены двумя Пушкинскими премиями: «Нужно отметить, что особая энергетика этого края, резкие и своеобразные зональные и природно-ландшафтные ситуации, специфика сезонных ритмов освещения, даже колебания температуры – несомненно, не случайны, как не случайно и воздействие этих мест на творческую волю людей, неустанно и терпеливо обживающих в течение тысячелетий эти пространства».
Интересная деталь: Евгений Курдаков родился в 1940 году в городе Чкалове, ныне Оренбург, с 1956-го по 1968-й жил, учился, работал в Бузулуке и даже состоял членом Объединения молодых поэтов этого города. На Южный Алтай приехал в конце 1968 года, считает его родиной своих стихов.
Он самый что ни на есть «природный» поэт, пишет о ней часто. Есть у него стихотворение «Звериный стиль», в котором он затрагивает тему многочисленных петроглифов Южного Алтая:
«Колышутся, колышутся вдали
Иссушенной Калбы холмы
и взорья,
И с вечностью самой
брезгливо споря,
Курганы дремлют
в камне и пыли…
Петроглифами здесь испещрены
лбы плоских плит
на обнажённых скалах
Чья твёрдая рука их высекала?
К кому они навек обращены?
Зачем, зачем по тысячам камней
Пасутся кони, козы и олени?
Зачем в однообразное скопленье
Не вставил автор
что-нибудь новей?
Следы племён покрыл
седой ковыль.
Куда ушли, куда откочевали?
К чему они стремились
и не знали,
Что тихо создают
Звериный стиль?
Что значил их магический обряд?
Животный культ,
охотничьи трофеи?
Идёт, идёт, в безмолвье каменея,
Торжественный парад
рогатых стад…»
Немного истории
Калба – Калбинский хребет, он опоясывает окрестности Усть-Каменогорска своеобразной подковой с юго-запада и уходит на юго-восток. А с северо-востока город берут «в подкову» три других хребта – Убинский, Ивановский и Ульбинский. В «пазухах» их устроились реки, озёра, леса, некогда бывшие сплошной тайгой, всем им, как заявляет поэт, тысячи лет.
Усть-Каменогорск стоит у слияния двух рек – Иртыша и Ульбы. Основан как русская крепость в 1720 году. Долгое время был пристанищем линейных казаков и староверов – кержаков. Казаки несли государеву службу и заодно занимались хлебопашеством, чтобы прокормить себя и семьи.
А староверы, осевшие у крепости по воле Екатерины II, переселившей их с польских островов на реке Сож, куда они бежали в XVII веке от притеснения со стороны патриарха Никона за нежелание принимать новые обряды веры, которые он внедрял на Руси, частью тоже были повёрстаны в солдаты, а частью обращены в крестьян, приписанных к заводам и фабрикам царской собственности. В эту же собственность были обращены и целые селения мастеровых людей Урала, которых в конце XVIII века перевезли на Алтай.
В следующие века Южный Алтай и непосредственно Усть-Каменогорск наводнились политическими ссыльными из центральной России, Малороссии, Польши, а в Первую мировую войну, в годы революции, даже в Великую Отечественную к ним добавились скандинавы, австрийцы, белорусы, кавказцы, немцы.
Вот из этого субстрата и вызрели наши южноалтайские писатели. Упомянутый ранее Александр Волков, в чьё творческое наследие входят и стихи, и пьесы, исторические, а также фантастические повести и сказки, переведённые на 25 языков мира, по его собственным словам, – из староверов.
Его земляк и друг Ефим Пермитин, прозаик, лауреат премии РСФСР 1970 года, – из династии экспортированных мастеровых Урала.
Поэт Виктор Веригин – из казаков. Есть у нас поэтесса Тамара Михайловна Козлова, у неё польско-украинские корни. У поэта Александра Романова – цыганские.
Свои приоритеты
У каждого из них Алтай свой, и приоритеты, по которым они любят его – тоже сугубо индивидуальные. Например, Александру Романову нравится его край в осеннюю пору:
Пропитались свинцом облака
Над горами Алтая,
Веют глуби болот
Тёмной зеленью старых икон.
И на чёрной воде
Так контрастна листва золотая,
Словно эта листва
Частью солнца была испокон.
И повсюду покой…
По дорогам, равнинам и сёлам
Осень пёстрой цыганкой
В стремительном танце прошлась.
Пахнут срубы домов
Древней Русью, церковным расколом,
Староверческой кровью
Калина в лесах налилась.
И когда листопад
Невесомо ложится на плечи,
Слышу звон колокольный,
Плывущий из дальних веков.
Старым миром пахнёт
Из кержацкой растянутой речи.
Из пронзительных взглядов
Моих дорогих земляков.
Здесь на лицах людей
Отшумевших веков отраженье….
Поэт Сергей Киселёв по профессии шахтёр из Серебрянска, что на Убинском хребте и у Бухтармы – одной из здешних своенравных рек. В сёлах, в каждом в отдельности, он видит что-то только им присущее:
Напевны имена алтайских сёл.
«Отрадное», «Путинцево», «Лесное».
Где б ни был я, куда бы я ни шёл –
Они во мне, они всегда со мною.
Своё лицо у каждого села –
Зелёное. Рябое. С позолотой.
Скажи: «Лесное» – и помчит пчела,
Заслушаешься музыкой полёта.
«Путинцево» – привидятся пути,
Полезет в горы над рекой дорога.
«Отрадное» – захочется войти
В избу, печаль оставив у порога.
В краях далёких думаю о них
В степи – о лесе, в горе – об отраде.
Я земляков распознаю своих
По запаху, по острию во взгляде…
Свето-музыкальное представление
Если взять из снизки «красных слов» те, которыми все поэты и прозаики Южного Алтая наделили излюбленные свои места в регионе, то это будет свето-музыкальное представление о нём, в котором не окажется забытым ни один уголок.
У Ефима Пермитина в его трилогии «Жизнь Алексея Рокотова» есть небольшая элегическая картинка в прозе: «Уроженец Южного Алтая, Алёша любил горные речки с родниками на каждом шагу, даже в морозы не замерзающие в порогах; с январскими наледями и промывинами на шиверах, исходящие паром, они красивы красотой вечного движения и жизни. В межень знойного лета зуболомно холодные, живые, они чем-то напоминали ему здоровых резвых детей с их звонкими голосами, неистощимой энергией и милым беззлобным озорством. А травы – выше человеческого роста, вымахивающие по влажным их берегам и прилужьям. А цветы такой величины и раскраски, каких нигде, исходи весь свет, не встретишь! Даже травознайки бабка и мать Алёши частенько становились в тупик перед разливанным их морем. Любуются, любуются, да только махнут рукой и скажут:
– Не луг, а цветочная ярмарка!
И действительно, цветы росли здесь дружными семьями, каждая выбирала любимую почву. Иные – сухое солнечное сугрево, другие, наоборот, влажную затенённость. Жёлтая люцерна перемежалась с тёмно-пунцовыми копеечником и горечавкой, белая медуница – с красной кровохлёбкой, розовый эспарцет – с пахучим донником. А крупные кремовые зонтики разлапистой медвежьей пучки! А склонившиеся над самой водой, величиной с блюдце, яркие, как сгустки крови, горицветы, в просторечии – татарское мыло. А пылающие по мокролужью, словно наскальные свечи, жарки… И нигде не видывал Алёша столько ягод чёрной и красной смородины, малины и костяники, как по крутым логам и отвершкам вдоль горных речушек родного Южного Алтая. Милей всех мест, описываемых Майн Ридом и Фенимором Купером, казались они ему».
И конечно – Иртыш
Немало произведений восточно-казахстанских писателей обращено к главным здешним жизненным водным артериям. В первую очередь, конечно, к Иртышу.
Кстати, озвученная выше мысль о том, что природа Алтая влияет на творчество, прежде всего относится к Иртышу. Подобная мысль была высказана ещё в 1789 году внучатым племянником знаменитого поэта России Александра Петровича Сумарокова П. Сумароковым, сосланным за свою деятельность журналиста в Тобольск, где он основал журнал под названием «Иртыш, превращающийся в Иппокрену».
Эту же мысль по отношению к Иртышу исповедует два века спустя и наш поэт Михаил Чистяков, приехавший некогда сюда из Башкирии:
Иртыш, Иртыш!
С твоей волной былинной
Я плыл в обнимку,
молод и пригож.
Мы связаны одною пуповиной,
Которую уже не разорвёшь…
Ещё живут во мне
твои маршруты –
Утёсы, ливни,
гроз слепящих жуть.
О, как меня испытывал ты круто:
Чего я стою и на что гожусь.
Ты разбивал мой плот
на перекатах
И, разверзая мрачно глубину,
Бил с маху,
словно кованой лопатой,
Чтоб страх исторгнуть
и пустить ко дну.
Я выстоял,
как лемех в кузне, выкреп.
И ты дарил за то в награду мне
Зелёный дол,
гусей залётных выкрик
И бор на малахитовой волне.
Писательские династии
Творческое обаяние Алтая настолько сильно, что здесь нередки случаи писательских династий. Так, в семье Тыцких глава семьи Михаил Сергеевич ступил на поэтическую стезю в конце 30-х годов, а его сыновья Владимир и Алексей – в 50–60-е. Сам Михаил Сергеевич воспевал природу не только в стихах, ему принадлежит серьёзный труд в прозе под названием «Экология и жизнь». Старшего Тыцких не стало в 2007 году, а оба его сына по делам военной службы и работы оказались сегодня на Дальнем Востоке, но верны своей родине, что наглядно видно из их творчества.
Вот стихотворение Владимира, он военный моряк, подводник, флотский журналист:
Родниковый обветренный край
Грустью долгой разлуки пронизан.
Как далёк ты сегодня, Алтай,
Как ты стал удивительно близок!
Вдруг пробьёшься лучами зари
Сквозь туман океанских рассветов,
Отогреешь мои январи
Добротой прииртышского лета.
От заветных речных омутков,
От разлива черёмухи спелой
Как уверенно, как широко
Ты раздвинул родные пределы!
Заштормит на душе и в судьбе –
Успокоят твои листопады.
Для меня возвращенье к тебе –
И мечта, и итог, и награда.
Больше всего у нас поэтических династий. У поэтессы Тамары Михайловны Козловой пишет стихи дочь Ольга, у поэтессы Новеллы Николаевны Киселёвой – внучка, у поэтессы Натальи Семёновны Матвеевой – тоже внучка, Галина, у поэта Геннадия Николаевича Пуссепа – дочь Белла…
Есть случаи: отец – поэт, дочь – художник. Так получилось с семьёй Евгения Курдакова, его дочь Юлия является автором многих графических работ к книгам отца. А некоторые поэты сами и иллюстрируют свои сборники. Это свойственно, к примеру, поэтессе Любови Медведевой.
Не менее интересно
В этой же связи не менее интересно то, что на Южном Алтае не найдёшь города, в котором бы не было литературного сообщества: кружка, группы или даже объединения. В Усть-Каменогорске же они есть все сразу, он слывёт на всём пространстве Казахстана колыбелью таковых. Первый литературный кружок в Усть-Каменогорске родился в феврале 1921 года.
Так что природа Алтая действительно помогает творчеству.
Владимир ДЕЕВ,
журналист, писатель, кандидат исторических наук
С В.И. Деевым нас познакомила осенью прошлого года директор музея Александра Волкова Татьяна Карпович. К сожалению, знакомство оказалось недолгим. Владимир Иванович вскоре ушёл из жизни. Так что этот материал – дань его памяти.
Но я уверен, что совместно с творческими людьми Восточного Казахстана мы создадим трансграничный туристический маршрут «Алтай литературный». Эту идею в наши встречи горячо поддерживал В.И. Деев.
Поддержали её и официальные лица Восточно-Казахстанской области Республики Казахстан, а также Международный координационный совет «Наш общий дом – Алтай».
В настоящее время мы сотрудничаем с Татьяной Карпович, собираем информацию. А сегодня публикуем материалы, поступившие от неё, и последнюю статью В.И. Деева, переданную нам осенью 2014 года.
Редактор газеты
Сергей МАЛЫХИН
Волшебник из нашего города
  «Гордиться славою своих предков – не только можно, но и должно, а не уважать оной – есть постыдное малодушие.
А.С. ПУШКИН
Это изречение великого русского поэта поистине стало основополагающим в деятельности Музея детской литературы Восточного Казахстана им. А.М. Волкова, созданного Общественным фондом «Изумрудный город» и вновь открывшемся в стенах Дворца культуры металлургов после его ремонта.
Талантливый педагог, писатель, драматург, учёный-математик и переводчик – всё это составляющие личности одного человека – нашего земляка А.М. Волкова (1891-1977), ставшего одним из первых региональных писателей, положивших начало литературному Усть-Каменогорску.
Он известен широкому кругу читателей в основном как автор серии сказок о Волшебной стране. И мало кто знает, что кроме сказок им написаны научно-популярные, исторические и приключенческие романы, повести и пьесы. Его литературное наследие составляет более двадцати книг для детей и юношества, которые были переведены на многие языки мира.
Мне, как организатору музея А. Волкова, было приятно познакомиться с его потомком – внучатым племянником Никитой Волковым, семья которого бережно хранит фотографии и прижизненные издания своего двоюродного прадеда.
Наше знакомство состоялось в начале февраля в рамках программы по профориентации февральского клуба русской словесности «Золотые родники» и было подготовлено библиотекарем Т.С. Корякиной.
Мой рассказ, начавшийся с истории создания музея А. Волкова, плавно перешёл к разговору о значении его сказочного цикла о Волшебной стране.
Участники клуба – ученики одиннадцатых классов – оказались внимательными и благодарными слушателями. По окончании нашей встречи ребята написали в книге отзывов, что «открыли для себя сказки А. Волкова с иной стороны…» и поняли, что в них заложен «…глубокий смысл, помогающий тем, кто их прочёл, поверить в себя»!
Татьяна КАРПОВИЧ,
директор ОФ «Изумрудный город»
Татьяна Николаевна Карпович из Музея А.М. Волкова передала нам неопубликованный рассказ писателя. Мы рады познакомить наших читателей с неизвестной страничкой творчества Александра Волкова.
 Китайский гусь
Дима был непослушный мальчик. Из-за этого с ним случались разные истории. Мама сказала Диме:
– Не уходи далеко от дома!
А он ушёл, заблудился, его привёл домой милиционер. Мама сказала Диме:
– Когда останешься один, не трогай патефон.
А Дима всё-таки стал заводить патефон, исцарапал пять пластинок, а одну расколол.
Димин папа, Николай Сергеевич, – научный работник. Он изучает разных зверей и птиц. Однажды он принёс домой большого белого гуся в проволочной клетке. Гусь был, как все гуси, но на верхней части клюва у него была красная шишка.
– Это китайский гусь,– сказал папа. – Будет жить в институте, только я сейчас не могу взять с собой клетку. Приеду попозже. – Папа посмотрел на Диму и прибавил:
– Этот гусь большой драчун, и ты не вздумай открыть клетку.
– Вот ещё, – ответил Дима. – Очень нужно! – И обиженно отвернулся.
Папа уехал в институт, мама ушла на работу, сестра Лёля отправилась в школу, бабушка поплелась на рынок. Дима и гусь остались в квартире. Дима строил башни из кубиков, пускал заводной паровоз, поддавал ногой мячик. Но всё чаще подходил к клетке и смотрел на гуся, который казался очень смирным и добрым. Он съёжился и уныло посматривал на Диму круглым чёрным глазком. Диме стало жаль птицу.
– Гусь хворает, – решил вслух Дима. – У него вскочила шишка. – Дима не знал, что у всякого китайского гуся на носу имеется шишка. От природы. Дима недавно дрался с мальчишками из соседнего двора, и ему посадили на лоб здоровенную шишку. Из неё даже шла кровь, и её залепили пластырем.
– Я тебя вылечу! – пообещал Дима гусю. – Вот прилеплю на шишку пластырь, и будешь здоров.
Дима вытащил из аптечки пластырь, подошёл к клетке и открыл дверку. Что тут началось!
Гусь, переваливаясь с лапки на лапку, тихо вышел из клетки. Потом вдруг захлопал крыльями и с диким гоготом налетел на Диму, норовя ударить клювом в лицо. Наверное, подумал, что это мальчик засадил его в тесную клетку, и кинулся мстить.
Этот рассказ А.М. Волков нередко читал на встречах со школьниками. Публикуется впервые. |
