 Наше с Толей Губарем «сидение» возле Музейной пещеры было довольно скучным. Мы вставали поздно, варили еду, ели не торопясь и предавались беседам на разные темы. Иногда к нам подъезжал на коне какой-нибудь местный житель и присаживался у костра. Согласно обычаю, мы угощали его чаем и немного развлекались общим разговором. По очереди мы ходили на экскурсию в село Каракол за хлебом, который дважды в неделю привозили в местный магазинчик. Однажды мы разжились там же свежезамороженной камбалой, которую Губарь с увлечением зажарил на ужин.
Завершение сезона и новые друзья
Мы попробовали ходить на съемку пещеры ночью, когда могли не опасаться посетителей. Но первый и единственный такой выход оказался настолько утомительным, что мы таких попыток больше не возобновляли.
Наконец, как-то вечером, мы услышали гул знакомого мотора. Мы не знали, кого привезет Балов. К нашей радости, из кузова выскочили Нина с Олей, еще одна девушка, темноволосая, стройная и гибкая, с круглым лицом, в очках. Это была Таня, подруга Оли и Нины, про которую мы были наслышаны. С ними приехал и рослый парень, их сокурсник, имя которого стерлось из моей памяти.
 Как это было
Напоминаю, что в те годы учебный год в вузах начинался с сентября только номинально. Фактически весь сентябрь студенты должны были работать либо в колхозах и совхозах, помогая на уборке урожая за символическую плату, либо на производствах, близких к их специальности.
Наша мудрая начальница, Галина Петровна Шарихина, направила в ректорат Новокузнецкого металлургического института, где учились Нина и Оля, письмо с просьбой направить девочек, уже хорошо себя зарекомендовавших летом, в экспедицию, помочь в завершении полевых работ. Ректор одобрил эту идею, и направил к нам четырех студентов.
Возвращение
Теперь дела пошли на лад. На полную силу заработала кухня, и ежедневно мы проводили по многу часов в пещере, стремясь завершить работы, открывая при этом все новые закоулки. Так продолжалось до конца октября, когда по утрам на ручье стали появляться ледяные забереги. Мы поняли, что отснять весь разветвленный лабиринт ходов не успеем. Пора было ехать домой, в Елань.
По пути мы хотели заехать в село Белый Ануй, где, по словам одного из наших информаторов, имелся «провал без дна». Мы прикидывали, хватит ли у нас веревки, чтобы спуститься в него. Но внезапно заболел наш здоровяк Балов, и нам пришлось отказаться от крюка в сторону и ехать прямо домой.
Путь наш лежал по знакомым местам: Бийск, Ельцовка, Сары-Чумыш, Кузедеево, и, наконец, Елань. Так закончился полевой сезон Карстового отряда в 1969 году.
Камеральные работы
В Елани, на базе Западно-Сибирской геологической экспедиции, царило веселье – все партии и отряды возвращались из поля и бурно «отмечали привальную». Но постепенно все втягивались в повседневную рутину камеральной работы – так геологи называют обработку полученных данных. Мы с Губарем обосновались в одной из комнат экспедиционного общежития. Коряга, который жил в Новокузнецке, приезжал каждый рабочий день на электричке, преодолевая потом порядочный отрезок пути пешком.
Главной нашей задачей была подготовка полевых материалов к итоговому отчету. Мы выписывали начисто из наших полевых дневников необходимые куски текста и, собирая их воедино, отдавали в машинописное бюро экспедиции.
Технологии тех лет
Чертежи пещер мы копировали тушью на кальку, а потом размножали в виде светокопий. Ведь ни компьютеров, ни принтеров, ни ксероксов тогда не было (хотя за рубежом копировальные машины существовали, в СССР их практически не знали).
Единственными способами уменьшения или увеличения чертежей (кроме прямого перечерчивания по исходным данным в новом масштабе) была перерисовка по масштабной сетке или фотокопирование.
Светокопирование было в некотором роде подобно фотографии, поскольку в нем тоже использовались светочувствительные материалы. Выпускалась специальная бумага, чувствительная к свету, которая проявлялась и одновременно закреплялась парами аммиака.
Лист кальки с нанесенным тушью чертежом прикладывался к светочувствительной стороне бумаги и закреплялся по краям. Затем такой «бисквит» помещался в ящик, в крышке которого были установлены лампы дневного света, и происходило экспонирование изображения. Потом светочувствительную бумагу отделяли, сворачивали в трубочку и опускали в герметически закрывающуюся емкость, под которой стоял открытый сосуд с раствором аммиака. После извлечения линии чертежа выглядели более темными, хотя и все поле приобретало некоторую окраску.
Такие копии назывались синьками, хотя их оттенок чаще всего был скорее фиолетовым. Естественно, копии можно было получать только в масштабе 1:1, а операцию нужно было производить столько раз, сколько нужно было копий.
Новые знакомства
В выходные (а иногда – и в будни, поскольку у нас имелось определенное количество отгулов за ненормированный рабочий день в полевой сезон) мы посещали Новокузнецк с его культурными достопримечательностями и встречались с нашими новыми друзьями.
Там я познакомился с Володей Дмитриевым – туристом, альпинистом, спелеологом, студентом естественно-географического факультета Новокузнецкого педагогического института. У него была своя группа, с которой он занимался исследованием пещер.
В то время спелеология в Кемеровской области только начинала развиваться. В Кемерове еще в 1968 году появилась секция спелеологов в местном университете, только что преобразованном из педагогического института. В дальнейшем она стала областной.
В Новокузнецке пещерами впервые заинтересовались туристы городского клуба АЛКИС («Ассоциация любителей костра и солнца»). В середине 1960-х годов они совершили два исследовательских похода. В зимнем походе по верхнему течению реки Мрассу в Горной Шории, они с помощью местных жителей выявили семь пещер, две из которых, Чулановскую и Осиновскую, обследовали. (В дальнейшем эти пещеры были забыты почти на 50 лет.)
Другой поход они совершили летом, на реку Томь-Чумыш, один из истоков Чумыша. Здесь они посетили пещеру у села Томского, в котором в девятнадцатом веке находился железоплавильный завод Алтайского горного округа. Эта небольшая пещера упоминалась в литературе еще в 1930-е годы.
Позже пещерами Салаирского кряжа занялась группа Дмитриева. Они посетили Гавриловскую и Горскинскую пещеры, также известные с 1930-х годов, и несколько пещер в карьере у Гурьевска, на месте бывшей горы Орлиной, полностью уничтоженной горными работами (известняк добывался для флюсов, используемых в металлургическом производстве). При этом, вероятно, было уничтожено несколько пещер. Группа Дмитриева также начала исследования пещер на реке Шоре, притоке Томи, в хакасской части Шории.
Позже, уже в 1971 году, оформилась секция спелеологов Новокузнецкого металлургического института, чему способствовали его студенты, участвовавшие в работе нашего отряда. В дальнейшем эта секция переросла в клуб «Плутон», деятельность которого вышла за пределы металлургического института. Продолжали интересоваться пещерами и некоторые члены клуба АЛКИС, хотя подлинными спелеологами они так и не стали.
В первой половине 1970-х
годов, когда я уже покинул Елань, в Новокузнецке начался настоящий спелеологический бум. Здесь возникло несколько пещерных групп, часто остро (и бессмысленно) соперничавших между собой.
Наиболее экзотичной была компания Паши Миртова, которая, не имея собственного помещения, собиралась в популярном у новокузнецкой молодежи кафе «Мороженное» (там делали великолепные молочные коктейли на американский лад).
Группы пещерников стали появляться и в других городах юга Кемеровской области. Наиболее ранняя из них возникла в городе Междуреченске, известном своими туристскими традициями.
Карстовый отряд: итоги полевого сезона 1969 года
Как уже говорилось ранее, главной задачей нашего Карстового отряда было выявление пещер, пригодных для целей гражданской обороны, то есть укрытий для населения и материальных ресурсов в случае ядерной войны.
Противостояние двух враждебных лагерей – социалистического и капиталистического было в то время довольно острым. Вовсю велась так называемая «холодная война», выражавшаяся в пропагандистских акциях и деятельности спецслужб и созданных с их помощью организаций.
Официальной военной доктриной Советского Союза являлась концепция будущей ракетно-ядерной войны, которая должна будет привести к победе и установлению всеобщего социализма. Однако эта концепция освещалась только в военных кругах, так как одновременно СССР вел пропаганду борьбы за мир во всем мире. Учение о «ядерной зиме», которая погубила бы на Земле все живое, делая невозможным победу какой-либо стороны в ядерной войне, еще не было разработано.
Пещеры, которые согласно полученному нами производственному заданию могли быть предложены в качестве убежищ, должны были быть довольно просторными и находится не слишком далеко от населенных пунктов. Таких на Алтае оказалось не так много.
Кроме основного задания, нам вменялось в обязанность составление чертежей и описаний всех встреченных пещер, что подкреплялось планом по протяженности отснятых буссолных ходов. План этот мы все время перевыполняли, и поэтому некоторые пещеры, которые не привлекали нас, мы оставляли без внимания, хотя их и было немного.
Мы также проводили отбор проб вмещающих пород и пещерного грунта для химического и других анализов. Были ли они в конце концов сделаны, я не знаю, поскольку в итоговый отчет эти данные так и не вошли. Какое-либо альтернативное использование пещер производственным заданием не предполагалось.
Плановость – дело хорошее, но имеется и теневая сторона. Мы шли преимущественно по следам предыдущих исследователей, но при этом многие источники были нами изучены недостаточно.
Перевыполнение плана по съемке пещер охлаждало наш поисковый пыл. В результате мы несомненно пропустили немало перспективных мест.
Так, мы недостаточно хорошо обследовали бассейн реки Сарасы и гору Стая. Сейчас там известны и другие пещеры, а также должны быть еще и не открытые до сих пор. Бассейн Чарыша был обследован полнее.
Всего за сезон мы отсняли 26 пещер протяженностью около двух километров. Для целого лета это не очень много, даже учитывая наше вынужденное безделье на Тулате из-за отсутствия батареек. |
