Публикации моих работ, представление их читателям, на этот раз в шестом номере ежемесячника «Природы Алтая», сравнил я с круговоротом воды в природе, без которого земля засохла бы в два счета… А дело в чем? Я прекрасное вокруг себя увидел, и этакое радостное отражение мое попало на газетные страницы, при прочтении которых душа моя воспряла вновь, придала сил, как будто бы глоток живительной воды испил я в знойный час. И с настроением своим восторженным снова я пытаюсь красоты наши показать (мне часто говорят, мол, не каждому дано такое, но это уже другая песня), чтоб знали люди – мир прекрасен!
С уважением к вам и читателям «Природы Алтая» – Иван СКОРЛУПИН из прекрасного Петропавловского района
Чтобы знали люди – мир прекрасен! Январь Январь похож был на капризного ребенка, не умел погодой управлять. И настроение менялось постоянно: то холод жуткий, то вдруг тепло, потом густой туман, деревья в инее до умопомраченья… Сказочной картинкой вдруг смотрелись одетые в белое деревья. Миг недолгий у этой красоты – уж к вечеру буран готов; сорвался, поглотив и небо, горы наши, солнце. Звезды не всегда могли пробиться к нам – гасли светлячки некстати; луна стыдливо прятала свои рога… И дни другие были, тоже не январские, с дождями – это средь зимы-то! С крыши плакала зима капелью, снег слезами наполняя, чтоб заковать потом, под коркой льда свое смятенье скрыв. С начала года такая кутерьма с погодою стояла.
Февраль Февраль коротким был рожден – досталось по наследству (что-то с генами случилось вдруг не так!), и, видимо, поэтому обиду затаил он. Такое поведение (конечно, нехорошее) мешало Февралю дарить улыбку людям – был то хмур с утра, то вдруг к обеду солнце с неба спихивал сердито под одеяло серое, из-под которого не видно было солнца, и лучи его к земле не пробивались ярко. Краска мутная была по большей части дней, хотя хотелось красок светлых – под цвет и настроение снегов, в стихах которые Есенин воспевал красиво. Снегов таких хотелось – чтоб с синевой от радости счастливого утра, которое восторженно душа впитает от созерцания искрящихся снежинок. Богат Февраль буранами – мели они не сутками едва ли, обычно начинаясь утром; и дотемна покою не было природе (и людям тоже – в путь пускаться в такую непогодь опасно!) И все же сквозь дурное настроение не забывал Февраль – о, слава ему, слава! – минуту за минутой день прибавлять, того не сознавая, что людям это нравилось. И очевидная была еще одна заслуга – Весне Февраль дорогу уступил, смел ґо Зиме сказав: «Прощаться будем – свое отжили мы! Теперь не наше время года!». Людям и природе пожелал Февраль весеннего тепла!
Музыка танцующих снежинок Видел Павел много раз подобное; давно уже привыкнуть можно было к повторению таких картин природы! Ан нет, в тот раз – возможно, месяц какой-нибудь тому назад, падал тоже снег, и хлопьями такими же… Но сегодня что-то все-таки не так: сегодня новое, такое, чего быть не могло ТОГДА. Потому что, удивился Павел, только сейчас он вдруг – ну почему же вдруг? Не раньше почему? – в душе он ощутил волнение большое, успев подумать, сам того не ожидая, что зародившаяся музыка в душе – как на горизонте маленькая точка, которая росла, накатывала на него, бег ускоряя и заставляя сердце учащенно биться. В эту безмятежно сказочную пору Павел слышал музыку сначала тихую, далекую, еще не ясную, но – такое бывает ли на свете чудо!? – чем дольше снегопадом любовался, чем восторженнее воспринимал картинку вечереющей деревни и бледно угасающего неба, тем отчетливее слышал музыку. Вот она уж накатила, подхватила, громче заявляя о себе, потом, казалось, достигла своего какого-то предела… И тут случилось что-то… тихо полилась, точно с гор на равнину вырвалась река. И еще казалось Павлу: у снежинки каждой, перед ним и дальше соприкасавшейся с покровом снежным, свой, необычный, звук полета. И хоть выключен был звук, дня февральского игру всем сердцем и душой Павел чувствовал: желал уйти красиво день, оставив вдохновенный след, чтоб, проснувшись завтра и выглянув в окно на бело-белый двор, фантастически красивый, без следов, смог Павел улыбнуться, вновь ощутив неслышимую музыку зимы. Павел вытянул перед собою в перчатке руку, ладонью вверх, желая наловить снежинок и рассмотреть поближе. Но они спокойно пролетали мимо, лишь на рукаве задерживаясь куртки; смотри, мол, человек, вот мы какие! Не таяли, сбиваясь в складках, белые рисуя линии. Павел терпеливо ждал, в награду три нежных, не жестких и колючих, как неделей ранее (тогда тоже он ловил на островке снежинки, но без душу чарующей музыки), прилетели издалёка, нашли перчатку Павла, и радостно-умиротворенно – наконец-то, долетели! – упали перед его глазами. Ближе руку он поднес, посланцев неба желая рассмотреть, но не увидал рисунка, какие доводилось видеть ему в подобные минуты. Крохотные снежные комочки не перчатке точно шевелились, удобнее улоговляясь и желая, несомненно, покоиться красиво перед взором молчаливого мужчины, околдованного вечерним снегопадом и оду ему сочиняющего в дар. А снег валил, он становился гуще и оттого богаче: снежинки нарастали, желая Павла больше удивить. Молча он стоял не первую минуту: пусть засыпает снегом, звучала б только музыка вечерней тишины, над деревней пусть плывет, исходит с высоты и откуда-то из-под украшенной снежинками земли… Темень тихо начинала снежным править балом. От умиления, себя стыдясь, готов заплакать Павел; перехватило дых, в груди щемило. Учащенно колотилось сердце. От забот и беспокойства предыдущих дней уставшая душа его шептала влюбленно слова такие, от которых ему хотелось петь – село пускай услышит, пускай услышит мир: фантазиям снежинок нет предела и музыка полета их в ночи великолепна. Вернувшись в комнату, Павел стал быстро записывать в блокнот только что пережитые им впечатления, делая это взволнованно и быстро. Так записывал бы композитор в нотную тетрадь только что сочиненную им музыку, пока еще никем не услышанную и всецело ему принадлежавшую и над которой он еще будет немало работать. Но положена основа, первые аккорды прозвучали, они живут, творческой подвластные душе, их сотворившей из танца снежинок февральским вечером. Пусть музыка звучит, пускай тревожит душу, пусть будет снегопад без тревог малейших за новый день.
Солнце вот зачем восходит Порой мне кажется (наивен я бываю – не скрываю, другие утверждают: я – романтик, знаю), что солнце по утрам восходит, чтоб дать возможность людям сполна природой насладиться. Не обязательно высокими горами, бескрайними полями да лугами с их разнотравьем и услышать, точно бы впервые, говорок веселого ручья, или напиться ключевой воды, коль оказались рядом с родником (такое нынче – редкое явленье). А просто, чтоб увидели, будто невзначай (не было для этого вчера свободной мысли), во дворе, у самого крыльца, цветок расцвел, летнюю дорисовав прекрасную картину. И другой сюрприз нам приготовил за ночь, пока мы с вами спали, Июнь. Или Июль. Да уж и Август не за горами готовит нам подарки… Красот природных вокруг не счесть! Много их, пока что не открытых, и мной, и вами, хоть проходим мимо многократно. И вдруг (о, это «вдруг», оно почти волшебным обладает свойством – нас прозреть!) – желаю вам такого – сердце екнет и душа в волнении зайдется: что-то новое я примечаю вдоль дорожки, бегущей в сад; а вот в саду уж поджидает чудо – малиной спелою веточка украсилась, а там другая. А рядом ягодку протягивает вишня в раскрытые ладони. Вчера ведь не заметили, а сегодня к этой радостной минуте прибавилось мгновение иное: привет нам лето с бабочкой крапивницей прислало, а, может, – что совсем уж сказкой будет – с прекрасным махаоном. Иль королевским глазом. И каждый взмах крыла посланницы-малютки – взлет новый настроения от созерцания прекраснейшей, волнительной природы, нам открывшейся с восходом солнца: чтоб нас, поверьте, от возможной спячки разбудить и показать, насколько день прекрасен и какой неповторимый! И это непременно нам видеть надо сквозь полосу от нескончаемых забот. Солнце вот зачем восходит!
