2011 год №11-12 (191-192) 2011 год / Страница 122-123
Ходить и плавать по миру необходимо Мы поздравляем Фёдора Конюхова с 60-летием. Что можно пожелать страннику? Новых дорог и дерзости. И пройти свой путь достойно. Как и делает это Фёдор.
Navigare necesse est, vivere non est necesse (Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо - лат.) Но, к счастью, подоспел хозяин гусей по имени Васька. Он быстро разогнал рассвирепевшую стаю, вытащил мальчика из пруда, утер ему сопли и слезы, а кое-где даже кровь. «Больше на воде не балуй никогда!» - наказал строго. Федор все понял по-своему: всякое дело должно быть хорошо подготовлено, только тогда имеется шанс на успех. Примерно такой сделал вывод…
Дед нацелил на Северный полюс... Конечно, сами по себе подобного рода мысли не возникают. У Федора был славный дед – Михаил Севостьянович, офицер царской армии, ветеран Первой мировой войны, Георгиевский кавалер. А еще он был военным геодезистом и дружил с Георгием Яковлевичем Седовым, одним из первых российских полярных исследователей. Люди, в принципе, равные, выходцы из простых, рыбацких семей – им всегда было, что обсудить при встречах. Правда, в экспедициях Седова на Северный полюс дед не участвовал. Однако при любой возможности с удовольствием рассказывал внукам о легендарном исследователе-путешественнике. Георгий Яковлевич в 1912 году на судне «Святой великомученик Фока» отравился открывать Северной полюс – это была первая российская экспедиция в высокие широты. Правда, за несколько лет до этого на полюсе уже побывали американцы Фредерик Кук и Роберт Пири, но из русских же - никого... К сожалению, экспедиция на Северный полюс была подготовлена плохо. Судно кое-как отремонтировано и слабо оборудовано, запасы угля и теплой одежды недостаточны, даже основные продукты подпорчены. Только Седова было уже не остановить. Когда льды сковали судно, начальник экспедиции попытался добраться до полюса на собачьих упряжках, но заболел и погиб. Когда началась Первая мировая война, Михаила Севостьяновича направили в действующую армию. Воюя с немцами, он заслужил Георгиевский крест, но в Гражданскую подвиги совершать отказался. Его родной брат, Николай Севостьянович, двоюродный дед Федора, служил священником в Пермской губернии. 28 декабря 1918 года чекисты на лютом морозе сначала облили его водой, а потом, когда замерз, добили выстрелами из револьверов. Ныне Русская православная церковь причислила отца Николая Конюхова к священномученикам. ЧК устроило гонения и на бывших господ офицеров. Тогда-то Михаил Севостьянович и посчитал за благо рвануть куда подальше. Этим, заметим, весьма своевременным поступком он спас не только себя, но и свою семью от верной гибели. До конца своих дней дед Федора, даже прикованный к инвалидному креслу, опасался, что в любой момент за ним могут прийти и арестовать. Стал даже прикидываться дурачком - кукарекал, когда кто-то чужой подходил к дому. За это ему кличку дали: «петушок»… Но придуривался - косил под ненормального – он только при посторонних. Для Федора же это был самый интересный человек на свете. В детстве любознательный и настырный мальчишка узнал от него больше, чем от школьных учителей. «Дед хотел, чтобы я стал путешественником, - вспоминает Федор. - Как Седов. Подарил мне свой крестик и оставил наказ, чтобы я непременно донес его до Северного полюса, когда вырасту. Так и сказал: «Ты должен отстоять честь Седова!» Это было в 1958 году, никто из наших туда даже не собирался. И когда меня спрашивали, кем хочешь стать, когда вырастешь, я отвечал, что буду, как Георгий Яковлевич Седов...»
...И учил закаливать тело, и вести дневник Именно дед учил маленького Федю, как надо закаливать тело и дух, и даже вести дневник – без этого, говорил, нельзя путешественнику... Велел больше ходить босым, утром пробегать не менее двух километров, затем окунаться в море - в любую погоду и круглый год. Спать полагалось на свежем воздухе - в саду или на берегу моря. Федор даже попробовал на гвоздях полежать. Не понравилось, но терпимо… К переходу во льдах готовился так: разбирал старые бочки, делал лыжи из гнутых досок, проволокой крепил ремни, надевал все это на ноги и часами утюжил вспаханное под озимые поле – снег-то в Приазовье диковина... Но он все равно тренировался.
Первое достижение под угрозой ремня Уже когда деда не стало, в пятнадцать лет, Федор начал строить настоящую лодку, на которой собрался пересечь для начала Азовское море. Решил, что пора проверить себя – способен ли на серьезные поступки? Но тут о дерзком намерении узнал отец. Взял топор и безжалостно изрубил в щепу почти готовое судно будущего морехода, да еще ремнем приголубил и прочитал целую лекцию о морских опасностях, подстерегающих в море бесшабашных сорви-голов… Филипп Михайлович – потомственный моряк. Он сам вырос на Азовском море и знает, что только на карте в сравнении с океанами этот водоем может показаться какому-то дилетанту безобидной лужицей. На самом деле место чрезвычайно коварное: многочисленные течения в любой момент меняют свое направление, а шквалистый ветер, налетевший внезапно, способен превратить безобидную с виду волну в бронебойный снаряд. Беда практически неминуема и редко обходит стороной тех, кто бросает стихии необдуманный вызов – например, отважится выходить в открытое море на маломерных судах. На сейнере-то Федя вместе с отцом и другими рыбаками с малых лет ходил в море. Ловили бычков и камбалу, и ничего ужасного не случалось, даже когда попадали в шторм. Сверстники на берегу страшно завидовали – далеко не каждому дозволялось испытать такое счастье!.. Но сейнер и весельная лодка, как говорят в Одессе, две большие разницы. …Возмущению Федора не было предела: он и кричал, и рыдал, но все бесполезно. Филипп Михайлович был невозмутим: в одиночку ходить по морю желторотому пацану он не позволит! Слишком многих товарищей, гораздо более умелых и опытных, навсегда успокоила опасная и коварная стихия. Терять по глупости сына он не желал. Однако и Федор не захотел отступать от задуманного. Втемяшилось ему переплыть Аральское море – и точка. Характер уже был выпестован заботливым дедом... Потихоньку собрал запас сухарей и вяленой рыбы, улучил момент, да и позаимствовал у соседей ялик с веслами. Ушел в море. Филипп Михайлович какое-то время об этом не знал, но старший брат Федора - Виктор - сразу понял, в чем дело. Сутки молчал, рассчитывал на то, что одумается братишка, вернется. А тут море нахмурилось, штормом запахло, Виктор не выдержал и все рассказал отцу. Тот сразу ударил в набат: поиск «блудного сына» объявили по всей акватории. Федю нашли в конце вторых суток, в нескольких милях от Керченского пролива. Парень греб из последних сил, но весла из рук упрямо не выпускал. Догнали его на моторной лодке, бросили конец – веревку: цепляй свою скорлупину!.. Он помотал головой, но помощь принял. Силы у мальчишки явно были уже на исходе, хотя изможденным, не выглядел. Достал из котомки остатки своих сухарей, сушеную рыбу, протянул спасателям: «Давно меня ищете? Устали, наверное. Вот подкрепитесь маленько…» Пройдет всего 35 лет, и Федор Конюхов, собираясь переплыватьна весельной лодке Атлантический океан, скажет. «Я этого момента ждал давно. Атлантический океан переходил шесть раз, с востока на запад и с запада на восток, но все это было на яхте. И всегда думал, что я буду чувствовать, когда океан буду проходить на весельной лодке? Не сделать этого я просто не мог. Ведь переплывая мальчишкой Азовское море, я думал уже об океане… Когда плывешь в океане на лодке, слышишь, как шелестят плавниками киты, касатки, тунцы. Такого больше никак не услышишь…» Азовское море он почти переплыл довольно успешно. (И океан в 2002 году, кстати, тоже). Даже когда усиливался ветер и налетали волны, о коварстве которых так настойчиво предупреждал отец, Федя не пугался. А чего бояться, если море для него все равно, что роддом Грауэрмана для коренного москвича! Федор ведь и родился под плеск волн, прямо на песчаном берегу. После шторма мама, которая была на сносях, вместе с бабушкой отправилась к кромке воды собирать рачков для домашней птицы. Тут-то и решил будущий покоритель полюсов, океанов и самых высоких горных вершин впервые громко заявить о себе - рванул на свет Божий без всяких предупреждений. Видимо, надоело скучать в тесноте материнского лона – а тут как раз солнце всходило. Мама и охнуть не успела, а бабушка уже и пуповину перекусила, и узелком завязала. Обошлись без врачей…
Триста лет без одиночества Много невероятностей у Федора в жизни. Большинство из них он сам для себя придумал, но и выдерживал затем суровые испытания тоже ведь сам. Правда, каких это стоило нервов, прежде всего, родителям, двум родным братьям и двум сестрам, а также женам (бывшей и настоящей), детям, внукам, многочисленным друзьям – теперь только Господу Богу известно… Мама, Мария Евдокимовна, великой труженицей была, все домашнее хозяйство на ней. После любых проказ и придумок Федора, неизменно защищала ребенка, а когда он подрос, приговаривала: «Как Федя скажет, так пусть и будет». Всегда верила в его высокое предназначение. Рассказывала, что особый свет наблюдала, который излучала головка малыша еще в колыбели... Родители Федора – ровесники, оба с 1917 года. Мама ушла из жизни недавно, а отец жив-здоров, по-прежнему, на Азовском море... Всю жизнь трудился простым рыбаком, человек очень скромный, при этом заслуженный - фронтовик! Был трижды ранен и – выжил. Севастополь освобождал и Одессу, брал Вену… Федор гордится своим отцом, а тот – сыном. Давно смирился с тем, что простых путей он для себя не выбирает. Оттого, наверное, и список достижений такой, что иным бы на несколько жизней хватило. Однажды своей жене Ирине Федор так и сказал: «У меня ощущение, что я прожил триста лет, что я уже старый. Я столько увидел, столько познал и испытал…» Ирина, доктор юридических наук, вздрогнула: она очень боялась, что дальше Федор решит уточнить эту фразу и произнесет сакраментальное: «триста лет одиночества». Нет, он так не сказал… Понятно, что говорилось так после очередного тяжелого путешествия. Но ведь, как правило, коротко передохнув, Федор забывает о своих «столетиях» и тут же начинает строить новые планы, которые сегодня связаны, в основном, со священнической миссией. В 2010 году осуществилась сокровенная мечта путешественника - он стал священником. Именно о такой судьбе для Федора мечтал и Филипп Михайлович. Сам он глубоко верующий человек. И всегда гордился своей профессией рыбака. Называет ее апостольской…Он бы и сам в свое время был не прочь стать священником, да семья большая была - всех кормить надо, на ноги ставить. Кстати, по молодости лет, Федора отправляли учиться в Ленинградскую духовную семинарию, ректором которой в то время был будущий патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Даже характеристику у местного батюшки взяли, что было непросто - советские все-таки времена… В рясе ходил недолго. С кем-то повздорил, слово за слово, ну и пошло. Федя – человек прямой, если что-то покажется ему не по совести, непременно вспыхнет, а погасить тот пожар уже будет непросто. Нечто подобное и тогда случилось. Ему указали на выход. Вспоминая то время, Федор говорил: «Я всегда хотел как-то дозреть до священства... Сперва выучиться, скажем, на моряка, отладить технику рисования, затем путешествовать, а уже только после всего этого стать священником в какой-нибудь маленькой деревеньке... Заслужить как бы право на это. И я учился всему, что приближало мои мечты: морскому ремеслу – в Одессе, художественному – в белорусском Бобруйске…» Семинария - это уже после срочной службы на флоте было, где Конюхов окончил морскую спецшколу в Калининградской области, а потом выполнял соответствующие задания в Сальвадоре, Вьетнаме, на Кубе. О военной службе вспоминает лаконично и неохотно: «Главное – никого не убил. Бог берег мою душу…»
Сокровенная тайна В Бога он верил с детства. Семья была верующая. Федор заходил в церковь, научился молиться. В школе из-за этого случались разлады. Например, учительница по литературе однажды заявила, что Бога – нет. Федя страшно был возмущен: «Неправда! Да у меня и родители, и дедушка верят...» Та лишь махнула рукой: «Что с них взять - темные люди». «А Пушкин тогда какой - тоже темный? – нашелся сметливый мальчишка. - Он же был глубоко верующим человеком, и Чехов такой же, и Достоевский... Да все классики русской литературы верили в Бога». Конюхов много читал и знал о вере писателей классиков не из учебников. «Федя, не дерзи, выйди из класса!» - прозвучал приговор, положивший конец дискуссии. То же самое происходило на уроках физики и химии, когда он начинал утверждать, что и Ломоносов был верующим, и Менделеев... При этом еще и выводы делал: «Может быть, бесценные таланты как раз от Бога?» В ответ на столь радикальные в те времена гипотезы пытливого отрока, приговор всегда звучал неизменный: «Вон из класса!» «Ну, и пожалуйста, - отвечал Федя, - лучше на море пойду, чем с вами тут ерундой заниматься...» Рассуждал так: хоть эти люди и учителя, но они молоденькие еще. Не способнее же они Пушкина, не умнее Достоевского!.. В конце пятидесятых вышло второе издание Большой советской энциклопедии. В одном из томов Федя прочитал: «Иисус Христос - миф», и пришел в замешательство. На каком-то уроке снова руку вверх: «Объясните, пожалуйста: если Иисус Христос – это миф, то почему же мы от Рождества Христова ведем летоисчисление? Неужели все люди на земном шаре обманывают сами себя, живут по мифу? Что-то не так – давайте разбираться». Но делать это в советской школе никто не желал. И тогда он шел к морю – там искал свою правду. Впервые о вере Федора я услышал 25 лет назад. Конюхова только приняли в полярную экспедицию «Комсомольской правды», которую возглавлял отважный математик Дмитрий Шпаро. Парни прославились на весь мир беспримерным по тем временам лыжным переходом по дрейфующим льдам на Северный полюс. Но это было сделано днем (как известно, в Арктике он длится несколько месяцев). Теперь же мы летели на «СП-26», к месту старта новой экспедиции на Полюс относительной недоступности, в январе – а это разгар полярной ночи. В иллюминаторе лишь сонные звезды в морозном мареве… Федор был страшно рад, что оказался в компании лыжников-экстремалов. Поэтому, когда я во время многочасового перелета попросил его рассказать о себе, новичок сделал это с большим удовольствием. Немало интересного я узнал о предыдущих походах нового участника экспедиции, которые он совершал не только на лыжах, но и на яхтах, собачьих упряжках… Под конец нашей первой беседы, когда самолет уже шел на посадку, я традиционно спросил: что придает ему уверенности в успехе предстоящего и необычайно тяжелого путешествия? Федор настороженно осмотрелся и поманил меня в дальний конец салона «Ан-24». Ходить уже было нельзя, но мы все равно прошли. И вот там, в полутемном углу, отвернувшись от всех, мой новый знакомец полез запазуху, достал серебряный крестик и показал мне. «Вот с этим, - прошептал Конюхов, - я ничего никогда не боюсь». Я оторопел. Время было советское, я – журналист главной комсомольской газеты страны, Федор – новоиспеченный участник экспедиции той же газеты, куда его, кстати говоря, в последний момент брать не захотели, но он с таким темпераментом всех убеждал, что без него всем худо придется, что самые отчаянные головы призадумались и согласились с его энергичными доводами. Федора взяли в Арктику, вывели на широкий простор, о чем, кстати, не пожалели. …Крестик Федор быстро поцеловал и тут же снова припрятал. Сказал, что от деда. Попросил меня пока не писать об этом. Вот дойдут до Полюса недоступности, вернутся назад, тогда и можно, наверное, будет раскрыть все секреты… Чистая, наивная душа Федора верила, что и такое возможно. До Полюса недоступности в условиях полярной ночи на лыжах они, как известно, дошли благополучно. И дальше, до «СП-27», тоже. Но всех секретов успеха отчаянных смельчаков мы тогда, разумеется, не раскрыли. На следующий год Федор собирался путешествовать с канадцами по Баффиновой Земле, а затем, в составе международной группы того же Димы Шпаро, совершить трансарктический лыжный переход по маршруту СССР – Северный полюс – Канада. Узнай кто-то там, на советском верху, что один из участников экспедиции вместо красного флага и комсомольского значка повсюду носит с собой православный крестик, разразился бы страшный скандал… Но никто тайну Федора Конюхова так и не узнал, слава Богу…
